Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Петр Павленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посмеиваясь, Павлов стаскивает мантию:
— Да как же, «плёвую»-то железку совсем забыли. Ее-то и нет на собачке, нет.
Он показывает на подарок студентов.
Стук в дверь.
Трое джентльменов в высоких воротничках входят в комнату. Цилиндры в руках; джентльмены отвешивают почтительный поклон Павлову. Это визит вежливости.
— Стены Кембриджа видели Ньютона и Дарвина. Теперь эта честь оказана вам. Примите наши искренние поздравления! Ваше пищеварение…
П а в л о в (усмехнувшись). Благодарю, господа. (Он забыл снять берет, и сочетание берета с обычным костюмом выглядит очень странно.) Но я уже и думать забыл о моем пищеварении. (Пожав плечами.) Десять лет над рефлексами работаю, с вашего позволения.
Джентльмены переглядываются. Один из них говорит:
— О, рефлексы… боюсь, они не будут иметь успеха в Англии. Материализм…
Англичане натянуто улыбаются. И только один из них, высокий и худой человек, хранит корректное молчание.
П а в л о в (весело). Да, да, конечно. Вы довольно точно изволили заметить, так оно и есть. Материализм…
Он осторожно, точно хрустальный, кладет берет на стол. Улыбаясь, снимает пушинку с берета.
Стук в дверь.
На пороге появляется королевский курьер:
— Его величество король приглашает вас в Букингемский дворец.
П а в л о в. Да, да, забыл совсем!.. (Владимиру шопотом.) А, впрочем, не понимаю — зачем?
Павлов поправляет перед зеркалом галстук.
— Что же, у вас король интересуется физиологией? — спрашивает он.
Павлов берет свою обычную мягкую шляпу и замечает ужас на лицах англичан.
П а в л о в. Что-нибудь не так?
А н г л и ч а н е (хором). Необходим цилиндр.
П а в л о в (весело). Вот как? (Разводит руками.) Ну вот, уж чего нет, того нет. Не ношу.
Нахлобучив шляпу, он идет к выходу. Шепчет по дороге Владимиру:
— За пищеварение и шляпы хватит!
Сопровождаемый англичанами, Павлов выходит из подъезда здания. Подходит к ожидающему его кэбу. Вдруг он оборачивается и обращается к джентльмену, который все время хранил молчание:
— А что вы скажете, господин Боингтон? Признаться, ваше мнение меня особенно интересует.
Боингтон отвечает Павлову медленно, тихим, чуть скрипучим голосом:
— Ваши условные рефлексы чрезвычайно интересны, но сейчас, однако, я предпочитаю помолчать.
П а в л о в. Ну что же… Слово — серебро, молчание — золото. Но в науке это не всегда так, господин Боингтон. И мы не собираемся молчать. (Садится в кэб.) Мы будем драться и убеждать фактами!
Кучер взмахивает бичом. Лошади трогаются. Павлов, высунувшись из кэба, кричит:
— Фактами, фактами, фактами!..
Фотографический снимок ходит по рукам сотрудников лаборатории, вызывая веселые улыбки: Павлов в шляпе рядом с английским королем.
Павлов появляется в дверях:
— Что это вас так радует, господа?
Сотрудники оборачиваются, точно пойманные школьники.
Павлов проходит к столу, взглянув на фотографию, сует ее в карман:
— Ничего смешного. Старый человек в шляпе…
Но где-то в глубине глаз Павлова прыгают искорки смеха.
Варвара Антоновна сидит в лаборатории. Перед ней собака в станке. Двое студентов присутствуют при опыте. Медленно и мерно тикает метроном. Собака начинает засыпать. И вдруг режущий визгливый звук раздается за спиной. Собака встрепенулась.
Варвара Антоновна стучит в соседнюю дверь. Оттуда снова раздается этот чудовищный сверлящий звук. Варвара Антоновна затыкает уши. На пороге появляется Забелин.
Павлов, шедший по коридору, останавливается. Наблюдает, усмехаясь.
В а р в а р а А н т о н о в н а. Это немыслимо, Лев Захарович. Я добилась уже просоночного состояния и вдруг эта ваша сирена — и все к чорту!
З а б е л и н (мягко улыбаясь). Мне бесконечно нравится ваш темперамент, но я не могу отказаться от своей темы. Простите…
В а р в а р а А н т о н о в н а. Ну ушли бы в подвал с вашим сверхсильным раздражителем.
З а б е л и н. К сожалению, подвал тоже занят.
В а р в а р а А н т о н о в н а. Дальше так немыслимо работать. Я скажу Ивану Петровичу, что…
П а в л о в (подойдя). Что же вы скажете Ивану Петровичу?
В а р в а р а А н т о н о в н а. Без башен молчания мы не сможем работать.
З а б е л и н (пожав плечами). Фундаменты заложены, а счет закрыт. Купцы тянут, а министерство молчит.
Подходит Никодим. Вместо одной ноги у него деревяжка. На груди медали и георгиевский крест. Он ведет двух собак.
Н и к о д и м. У них денег на снаряды не было! Голыми руками воевали. Да вот ногами. (Махнув рукой, проходит, стуча деревяжкой.)
П а в л о в. Хорошо, я поеду сам. То английские церемонии, теперь вот подрядчиком заделаюсь. Где уж тут работать? (Он выходит, хлопнув дверью.)
Министерские коридоры, переходы, приемные.
Встают секретари.
— К его превосходительству!
— К его превосходительству!
Быстрыми широкими шагами идет Павлов. Отворяются двери. Одна, вторая, третья…
И вот, наконец, кабинет. И кто бы вы думали, его превосходительство? Наш старый знакомец — Петрищев. Форменный сюртук обтягивает его тучную фигуру. Топорщатся эполеты. Павлов останавливается в изумлении. Петрищев выходит из-за стола, пожимает руки Павлову, усаживает его в кресло.
П е т р и щ е в. Иван, как я рад! Ты разве не знал, ну как же! Назначили вот… Ковер несколько не в тон. Ну, поздравляю, поздравляю. Доктор гонорис кауза. Еще один лавровый венок.
П а в л о в (сухо). Год назад мною подана докладная записка о необходимости «башен молчания» и денег на их постройку.
П е т р и щ е в. Сразу о делах. Обижаешь просто. Потом ты ведь получил субсидию у купцов в Москве, в Леденцовском обществе.
П а в л о в. Меня интересует, почему молчит министерство? И почему в Российском государстве наука должна клянчить деньги у купцов?
П е т р и щ е в (испуганно машет на него руками). Тс… только не горячись, ты все такой же. (Улыбнувшись, приложив руки к груди.) Я бы все сделал для тебя, если б мог. Но не могу. (Разводя руками.) Ведь против тебя все.
П а в л о в. Кто же эти все?
П е т р и щ е в (загибая пальцы). Военное министерство — ты ведь не в ладах с директором Военно-медицинской. Министерства народного просвещения — ты ведь изволил назвать министра куроцапом и вообще подаешь какие-то особые мнения. Общество покровительства животным, а оно близко ко двору. Наконец, в Обществе врачей, там ведь тоже оппозиция. Скоро баллотировка, и я хочу тебя дружески предупредить. У тебя просто шатается почва под ногами. Конечно, ты академик и прочее. Но пойми, что против них я бессилен.
П а в л о в. Значит, министерство денег не даст? А от дружеских излияний ты меня избавь.
П е т р и щ е в. Нехорошо, Иван, не заслужил. Ты просто наивный человек. Какие уж тут башни? В России поднимается новая волна. Снова пахнет пятым годом. Нечто грядет. А ты — башни.
П а в л о в. Ничего не понимаю. Я ведь не террорист, кажется.
П е т р и щ е в. Хуже. Они считают твои новые работы подрывающими устои. Еще немного — и тебе грозит участь Сеченова. Подумай об этом. И во всяком случае не шуми. Ты ведь даже, кажется, в Англии что-то нагрубил? Тебя интересует истина? Очень хорошо. Но ведь с истиной можно быть и один на один. Понимаешь, не время. Ну, носи ее пока с собой в кармане!
Павлов вскакивает. Ярость в глазах, белеют губы. Руки, опущенные вниз, сжаты в кулаки. Таким мы его видели в юности.
Глянув на Павлова, Петрищев наливает воду в стакан и торопливо пьет.
П а в л о в. Позвольте вас пригласить, ваше превосходительство, на публичную демонстрацию моих опытов.
Растерянное лицо Петрищева.
Павлов идет к двери, останавливается у связки дров, лежащей подле камина, пнув их ногой.
П а в л о в (презрительно). Достиг.
Он выходит, хлопнув дверью.
Хлопают вслед за Павловым вторая, третья, четвертая двери.
Недоумевающие лица чиновников.
Низкий, протяжный заводской гудок. Заводские ворота. Пикеты забастовщиков у входа.
По мосту над вечерней сияющей огнями Невой проносятся казаки. Удаляется сухой, зловещий цокот копыт.
Павлов глядит им вслед…
Вот он стоит у какого-то подъезда. «Литературно-философское общество» — сияет над дверьми славянская вязь.
Афиша: «Дух и душа». Доклад проф. Званцева. Выступления поэтов Ф. Сологуба, Д. Мережковского и З. Гиппиус. Ответы на записки… Вход три рубля».
Из дверей, сопровождаемый толпой почитательниц, выходит Званцев. Он элегантен, во фраке, подписывает на ходу автографы. Увидев Павлова, как-то сникает, съеживается, торопится к фаэтону.